— А что, — говорит, — Алеша, много ты этаких за один прием уберешь?

— Да как махну, — отвечает тот, — так штук пятьдесят зараз уберу.

Не вытерпел этого Фомка:

— Почто, — говорит, — вы, старые богатыри, меня, юного, обижаете. Вы силы моей не изведали, а если хотите изведать, то, чем на словах похваляться, испытайте лучше меня на деле.

— Хорошо, — говорит Алеша, — давай, кривой богатырь, силу пробовать.

— Нет, — отвечает Фомка. — Я на тебя, Алеша Попович-млад, и на тебя, дедушка Илья Муромец, руки не подниму, потому не приходится детям своих отцов колотить. А если хотите силу мою узнать, то возьмите меня с собой на подвиги ратные, на поприща богатырские. Пригожусь — сами спасибо скажете, а не пригожусь — наплюйте вы мне в лицо и прогоните.

Призадумались старые богатыри, смотрят на мужичка, дивятся: откуда у него такая прыть?

И вот говорит Илья Муромец:

— А что, — говорит, — Алеша, возьмем уж его с собой, так и быть. С виду он точно что плоховат, да с виду не всякого разберешь.

— Хорошо, — говорит Алеша, — возьмем.

И положили они промеж себя уговор: Фомке ехать за старыми богатырями следом и служить им покуда конюхом. А если дело какое встретится, то пускать его в дело первого. Годен окажется — принять его нареченным братом и считать младшим богатырем, а не годен — прогнать.

Порешили на том и уехали.

Едут богатыри на своих богатырских конях, а Фомка за ними, на своей хромой кляче — трюх, трюх… едва поспевает.

Подъезжают они к городу Угличу, а в городе Угличе страх и смятение неописанное. Поселился в дремучем лесу, у самого города, басурман — шестиглавый змей и губит христианский народ во множестве неисчислимом.

Как услыхали это богатыри, сейчас поехали в лес и по следу змеиному отыскали его вертеп. Глядят: из вертепа выходит чудище нечестивое о шести головах и каждая голова с пивной котел.

— Ну, Фома, — говорит Илья Муромец, — вот тебе и работа. Коли жизнь не красна, смерть не страшна, то выходи ты, по уговору, первый супротив этого змея и ратуй; а мы посмотрим, если он станет одолевать, тогда сами примемся.

Но Фомка только того и боялся, чтоб старики как-нибудь без него не покончили. Вышел он смело вперед и стал заряжать свою пущалку; а змей-то, завидев его, кривого, как прыснет со смеху:

— Пошел прочь! — говорит. — Шут ты этакой! Не хочу я с тобою и рук марать!

— Ну, ничего, — отвечал Фомка. — Я тебя, любезный, не задержу.

Сейчас прицелился да как грянет…

Осветилось все место битвы, по лесу пошел гул раскатами, и огненная стрела, ослепляя глаза ярким блеском, ударила в змея. Только его и видели. Разорвало его, беднягу, всего на куски, и те куски не то спалило, не то раскидало по лесу.

Богатыри стоят, смотрят… понять не могут, что это такое было?.. Смотрели, смотрели, пожали плечами, да и поехали прочь. Фомка за ними. И вот слышит он, богатыри говорят между собою тихонько:

— Ну, что, Ильюша?

— Да что, Алеша! я, братец, правду люблю говорить. В жизнь свою не случалось так чисто покончить дело!

И вернулись они в город Углич, где люди, узнав, кто одержал победу, не захотели и верить старым богатырям; думали, что это они вдвоем убили змея, и только из милости уступают Фомке всю честь. А впрочем, приняли всех троих с великим почетом.

После того назвали богатыри Фому своим меньшим братом и стали честить, как равного.

И ездили они долго втроем, сперва по святой Руси, а потом и по разным краям чужеземным. И было у них за это время работы немало. Попадались им великаны и в три сажени, и в семь, и в десять; и змеи разного сорту, то о шести, то о двенадцати головах, а то и более; и эфиопские короли с несметными ратями, и турецкие, и татарские, и китайские витязи, — и против всех их, по уговору, выходил Фома первый. Выйдет, живо дело все сам покончит, а два старших богатыря поглядят да, потупив голову, и поедут прочь.

И вот стали старые богатыри призадумываться. Видят: дела им никакого нет, всю работу Фомка себе забрал, а и просить-то его, чтобы уступил, не смеют, боятся, что стары уж стали очень и, чего доброго, еще перед ним, молодым, осрамятся.

Стали они об этом промеж себя разговаривать. И вот говорит Илья Муромец:

— А что, Алеша, ведь дело-то наше дрянь! Состарились мы, да и время-то богатырское, знать, миновало. Не нужны стали теперь богатыри. С этой пущалкою, что у Фомки, всякая баба выйдет против тебя, и ничего ты с ней не поделаешь.

— Да, — отвечает Алеша Попович-млад. — Я, братец Ильюха, и сам так думаю. Довольно уж мы с тобой покрутили миром. Пора и честь знать! Поедем-ка на покой.

И вот простились богатыри с своим нареченным братом Фомою и уехали восвояси.

А Фомка тою порой гостил во дворце у какого-то короля заморского, и слава о нем успела уже пройти по целому свету.

Сидит Фомка у короля, в его золотом чертоге; а король-то и говорит ему:

— Скажи, — говорит, — мне, Фома, по правде, отчего старые богатыри уехали?

И отвечает ему Фома:

— Скажу я тебе, государь, по правде, старые богатыри обижаются, что им возле меня, молодого богатыря, совсем делать нечего.

Выслушав это, король сам глядит на Фому, усмехается:

— Послушай, Фома, — говорит, — ведь ты врешь?

— Нет, — говорит, — не вру.

— Нет, врешь. Меня, братец мой, не обманешь. Ты вот говоришь: «богатырь», — а если по правде сказать, какой ты богатырь? Отними у тебя пущалку да стрелы, так тебя всякий дворовый петух загоняет.

Фомка обиделся.

— Нет, — говорит король, — ты этим, любезный, не обижайся. А ты мне вот что скажи. Ведь этакую пущалку, как у тебя, всякий кузнец может сделать?

— Да, — отвечает Фома, — может; а стрелы-то ты откуда возьмешь? Без стрел, с одною пущалкою ничего не поделаешь.

— А вот, — говорит король, — я к тому и веду разговор. Ты, Фома, парень неглупый, сам можешь понять, что славы твоей не убудет, если ты мне откроешь: откуда ты эти стрелы берешь; и выучишь моих мастеров этому делу стрелецкому. А если, — говорит, — ты это сделаешь, то будет тебе от меня за это награда такая, о какой ты и не думаешь. Богатырем я не могу тебя сделать, конечно, да мне и не нужны богатыри; но сделаю тебя генералом и отдам тебе все свое войско в команду, и для этого войска мы закажем пущалки, и ты будешь его учить своему стрелецкому ремеслу. А когда ты все это выполнишь, тогда я отдам за тебя свою дочь и с нею полцарства в приданое.

Польстился Фома на такую великую честь и открыл королю свое дело тайное, свое мастерство стрелецкое. И сделал его король генералом, а старых своих богатырей уволил вчистую. Не нужны стали они ему с тех пор, как все войско было вооружено пущалками и всякий солдат мог сделать то же, что Фомка делал. И стал Фомка знатным боярином, и стал король выдавать за него свою дочь, а за дочерью отводить полцарства в приданое.

И вот едет Фома с королевскою дочерью под венец. Едут они в золотых колесницах. По дороге войско стоит в два ряда; народ толпится; шапки бросают кверху, кричат «ура!». По всему городу праздник, в колокола звонят… А по небу между тем поднимается черная туча. Остановилась она над самым венчальным поездом да вдруг как шарахнет!..

Разорвало ее, словно платок, на два куска, и из прорехи вылетела царица Маланья во всей лучезарной своей красоте. Она была в огненной колеснице на вороных конях, и на темных ризах ее светилось кровавое зарево. Грозно глянула она на Фому:

— Стой! Фомка-вор! Ты стрелы мои украл, ты тайны мои изведал и по свету разгласил. Я тебе этого не прощу! На вот, отведай-ка эту стрелку!..

Сказав это, царица взмахнула высоко белой рукой и пустила в него стрелу лучезарную…